А сама вспомнила стародавнее: необъятный парадный зал, побледневшую от горя мать, искры радости в глазах старшего брата. И гневный, исходящий яростью отец. В ту ночь шёл то ли дождь, то ли снег, то ли выпала невиданная роса, то ли это она вся промокла от собственных слёз. Нет, нет, не вспомнить, не повернуть время вспять, так давно это было. Целую вечность назад, мириады лет и дней, рукотворный клубок шатаний и ошибок длиною в целую жизнь.
– Тогда, быть может, тебе интересно узнать, что в Совете вашем что-то происходит. – И без того хмурый Змей окончательно помрачнел. – В Большом Гроте Обмена появились другие альвы, цены на огненный камень необоснованно возросли. Это совсем не похоже на твоего отца, он всегда был умён и жадностью не страдал.
Слово «был» он произнёс с заметной горечью, упершись взглядом в пол, – удивительно, но змеи, оказывается, могли быть деликатными. Это с альвами-то… Ох, чудеса!
– Да, это весьма интересно, весьма, – медленно проговорила Властилена и посмотрела на князя. – От всей души благодарю.
А сама опять вспомнила старшего братца. Не то чтобы с отвращением – с холодной брезгливостью. Он всегда напоминал ей дурного, скверно воспитанного щенка, который жрёт что ни попадя, гадит где придётся и кусает всех без разбора – своих, чужих… Ибо уверен, что ему всё сойдёт, ведь на нём надет золотой ошейник.
– Не стоит благодарности, я и так у тебя в долгу, – мрачно буркнул Змей и разом перевёл разговор: – Куда прикажешь доставить тебя? – Потом впервые позволил себе криво улыбнуться. – Здесь у нас не ходят в обход материи, у нас здесь по туннелям ездят…
За тысячи лет снаги понаделали в земле ходов. Говорят, у них были прорыты туннели даже под дном океанов, но это великая тайна. Великий Змей хоть и улыбается, но наверняка не скажет. Да и не очень-то нужно ей вникать в подземные дела. Куда важней происходящее на одном высокогорном плато…
– Куда? – навольно задумалась Властилена. – Хм…
На миг она словно оттаяла, устремилась мыслями к Любомиру и к сыну, но тут же резко одёрнула себя и вернула снагу улыбку.
– К Ласковому морю, если не трудно. Погреюсь на солнышке…
Приказы Великого Змея в его царстве исполняли без промедления. Скоро самоходная повозка, работающая за счёт распада Огненного Камня, уже мчала Властилену вперёд. Пульсировала красная полоса, проложенная по дну туннеля, мелькали, сливаясь в линии, светящиеся знаки на стенах; пожилой извозчик-змей со вкусом жевал табак, уверенно рулил и хмуро посматривал на Властилену. Двуногих сверху он не любил. Наглые, жадные, пронырливые, так и лезут в каждую щель. Даже здесь, под землёю, от них не спасёшься. Ишь, самка человеческая, гладкая, ладная с виду, так похожая на настоящих женщин. Вези её зачем-то, жги многоценный камень… Куда катится мир?
Дверь капитанской каюты со скрипом подалась, и наружу пожаловал её хозяин, одноглазый мореплаватель Грагг:
– Ну что, любезный племянник, берег ждёт. Можешь сходить.
Мало что одноглазый, так ещё и одноухий, весь в росписи шрамов, беззубый и хромой. Однако совершенно бесстрашный, чем и хорош.
– Сойду, дорогой дядюшка, прямо сейчас и сойду, – улыбнулась Властилена. – Ох и надоела мне ваша солонина… А вот это, – она покопалась в кошеле и вытащила перстень с изумрудом, – тебе помимо платы, скажем так, на долгую память. Может, пригодится когда.
Старый капитан нравился ей. В прошлом бродяга и пират, он держал слово, не пятнал честь обманом и верил в благородное морское братство. Может, поэтому его посудина выглядела так, будто в её досках сдохли от голода черви, а команда сплошь состояла из портовой гопоты.
– Госпожа, – перестал играть в «племянника» Грагг, с поклоном принял перстень, посмотрел, повертел, изумлённо вздохнул. – Да он стоит побольше всего моего корабля! Правильно же я тогда сделал, что взял тебя тогда на борт…
Ещё бы не правильно. Разжился сперва золотишком, теперь вот перстнем с нешуточно дорогим камешком. А за две недели плавания – ни шторма, ни безветрия, ни мели, ни бывших соратников по ремеслу. Только ровный попутный ветер – и всё. Теперь уже казалось, что совсем даже не случайно…
– Ладно, – усмехнулась Властилена, застегнула кошель и нахлобучила шляпу, пряча лицо. – Попутного ветра тебе, мореход.
Весело отворила дверь, вышла на палубу и по сходням переправилась на берег. Вольный ветер показался ей вкусным и хмельным, как вино. Посиди-ка две недели в тесной каюте, выдавая себя за племянника капитана…
А вокруг уже вовсю кипела, бурлила, переливалась через край полноводная местная жизнь – недаром торговый город Рамзавазан называли яхонтом Ласкового моря. Здесь встречались и расходились торговые пути, сухопутные и морские, блестели под ярким солнцем орихалк и серебро, мешались наречия, народы и языки. Здесь покупалось и продавалось всё – товары, удовольствия, рабы. А сверху на всё это царство наживы, на всю эту разномастную суету лениво посматривала Зирна, внушительная курящаяся гора. Посматривала уже не одну тысячу лет. Временами, видимо устав от увиденного, она извергала пламя и выжигала город вместе с накопившейся скверной, но люди всё равно возвращались. Слишком удобно было здесь и торговать, и покупать, и кривить душой, и лицемерить…
Властилена между тем оставила позади пирс с его суетой, поднялась по вырубленным в скале ступеням и двинулась по узкой улочке, что круто змеилась от моря. Внизу, уже во всей красе, была видна панорама порта: длинный, изогнутый дугой причал, безвольные, на привязи, суда, мутная вода, лениво плещущая в борта. Зато на свободе, за молом, море играло волнами, пенно кипело жизнью и напоминало цветом давешний зумсенханский изумруд.