– Ну что, Здоровый, посконка есть? Как это нету?.. А хлебное вино? Тоже нету? А веселящие грибы? И их не принёс? Так какого рожна, – удивился он, – вы сюда?..
– Протри глаза, Кудяня, – вклинился в разговор Кресяня. – Они же за шмотками пришли. Вишь, как Здорового-то уже отоварили? Ну признайся, паря, скажи, – он подёргал Лося за подол рубахи, – ведь небось за настоящую фардаросскую парчу продали?
В голосе его слышалась издёвка. Что, мол, возьмёшь с этих плечистых дураков. Нет бы сидеть наверху у себя…
– Ну говорили, – начал злиться Лось. – И чё?
Эти двое ему не нравились. Мало что уродцы, так ещё и носы дерут. Хотя, с другой стороны, они всем жизнь спасли. Вот и думай тут, как разговаривать.
– А ничё, – едко передразнил Кресяня, сплюнул и перевёл взгляд на Атрама. – А теперь ты, любезный, расскажи, откуда у тебя эта парча? Фардаросская? Расскажи о гномах-кривопрядах, о вашей шатии-братии, что берёт у них почти задарма. Эх вы, человеки. Жадность у вас в душе да суета. С хвостатыми и то приятней.
– Верно, – с вескостью поддержал его Кудяня, погладил по загривку рысь, и в голосе послышалась тоска. – Вина у них, значит, нет, поскони тоже, грибов не принесли… Зачем они нам здесь, Кресяня? Пусть сами путаются в туннелях, пока в забой не попадут. Может, девку у них взять? – Он посмотрел на Соболюшку, сплюнул, выпятил губу. – Да нет, уж больно с норовом, не пойдёт. Другая вроде ничего, но она при рыси, зачем животного обделять? Эх, вот ведь человеки, одно пустое место, нечего с них взять.
– А ты буркалы-то, земляк, протри, – вроде бы обиделся Стригун, придвинулся поближе и с улыбкой дружески кивнул. – Что мешает приятному общению? Поспешное суждение.
Улыбнулся ещё шире, залихватски подмигнул и вытащил из сумки склянку. Ту самую, заветную, с золотистым порошком. Три крупицы которого превращают жизнь в кратковременный праздник… Ну а больше трёх – в вечное небытие.
Что было в склянке, ни Кудяне, ни Кресяне объяснять не потребовалось.
– Э-ге-ге-ге-ге! – Они быстро переглянулись, дружно проглотили слюну и в упор уставились на Стригуна сразу заблестевшими глазами. – Давай открывай!
Не мешкая, Кресяня щедро послюнил мизинец, быстро сунул в склянку, облизал, крякнул блаженно, дёрнул головой и сунул палец в зелье опять.
– Э-э-э… – забеспокоился Стригун. – Так ведь можно только три…
– Это вам три, а нам – от души, – усмехнулся Кудяня, тоже лапнул порошка и оглянулся на Кресяню. – Потому как мы…
– Нечисть, – хмуро буркнул Лось. – Разговорчивая к тому ж. Тянули вас за язык…
Он чувствовал себя полнейшим недоумком в этом цветастом мешке из фальшивой парчи. Круглым дураком, забывшим, как с эрбидеями торговать. Ладно, Атрамушка. Погоди.
– Эх, Здоровый, если б так… – Кресяня с Кудяней вдруг разом сникли, сгорбились, опустили курносые носы в землю. – Увы нам, Здоровый, увы. Не нечисть мы – нежить. К тому же пост свой оставили. Теперь нам, если что, одна дорога – в забой.
В хриплых голосах звучало столько скорби, что Лось сменил гнев на милость:
– А что, разве есть разница? И что такое, простите любезно, пост? И что это за страшный забой?
В глубине души ему было уже неловко, что обозлился на них. Ну да, уроды, ну да, противные, но и жизнь у них тоже, видно, не мёд. Впрочем, с такими-то рожами какая может быть жизнь?
– Нечисть, Здоровый, чтоб ты знал, – духи вольные, свободные, в своём природном естестве. – Кресяня снова сунул палец в склянку, понюхал, облизал. – А мы, – он оглянулся на Кудяню, поёжился и вроде даже пустил слезу, – создания подневольные, наполовину вещественные, созданные мудрёной волшбой снагов для потребы плотного плана. Нам велено отваживать вашего брата от пещер, от лазов, туннелей да проходов, не допускать самовольного появления у границ подземного царства. Только хрен им, – выругался он вдруг, погрозил кулачком и сразу сник, сделался безвольным и мягкотелым, словно выжатая тряпка. Наверное, так действовал на него порошок. – И теперь если поймают, то обязательно упекут в забой. А что есть забой, тебе, Здоровый, знать ещё рано…
– А то до срока состаришься, – широко зевнул Кресяня, сел и привалился к стене спиной. – Хотя здесь тебе и так молодым недолго ходить…
– Это точно, – устроился с ним рядом Кудяня. – Но лучше от старости, чем в забое… с киркой…
Глаза у обоих закрылись, челюсти отвисли – и раздался такой храп, что, возвратись сейчас смотрители на своей ревущей повозке, всё равно бы услышали этот храп, даже сквозь стену.
Впрочем, дивились недолго. Нужно было вникать в окружающее и думать, как жить дальше. Походники сидели в грязноватом полутёмном помещении, когда-то, видимо, служившем для хозяйственных нужд: вдоль стен лежали в беспорядке каменные плиты, валялись ржавые корыта, вёдра, мастерки, на выщербленном полу, как память десятилетий, копился в кучах разнообразный сор. В одном из углов виднелся чёрный угловатый разлом, как пить дать служивший началом какого-то хода. Ну и дополняли картину два храпящих существа, посмотришь на которых – и потом сам не заснёшь.
«Вот это попали», – внимательно огляделся Стригун, со вздохом убрал свою склянку и тронул за локоть Остроглазку:
– Кто хоть они такие, шуршуны эти?
– Мы их мелкими пакостниками зовём, – шёпотом отозвалась Остроглазка. – Могут факел потушить исподтишка, в темноте напугать, жуткую вонь напустить, такую, что топор вешай… хотя… – она непроизвольно оглянулась на храпящих, – если всё делать правильно, с ними можно ладить. Сейчас бы нам это очень не помешало.