Чёрная звезда - Страница 59

– Конечно задумываюсь, альв. Без будущего в настоящем нет смысла. – Голос стал торжественным, капюшон упал, и в душе Славки разом проснулась древняя ненависть. – Я клянусь тебе, альв, что ничего бесчестного не замышляю. Без хиу, надеюсь, тебе это известно, нет никакого будущего. Все мы равны перед Высшим… и помним, что приближают к нему только благие мысли и поступки.

Перед Славкой сидел настоящий урождённый снаг. Не какой-нибудь там полукровка с глазами-бельмами – чистый змей с мягкими, будто струящаяся вода, плавными движениями, недобрым блеском зрачков, с пружинно-ловким телом, готовым разом превратиться в разящую стрелу… Даже ногти на длинных пальцах были выпуклыми, заострёнными… точно когти драконьи. Тут задумаешься: что же на кону, если снаг подобной породы разговаривает с альвом?

– Клянусь тебе, змей, – Славко загнал ненависть под спуд, – что не предам, не обману и даром языком трепать не буду. Всем клянусь, что для меня свято. Памятью учителя и вот этим мечом… А теперь, если клятву принимаешь, давай-ка к делу.

Он уже понял, что влез во что-то такое, что добром не расхлебать. Однако отступать было поздно. Теперь – только вперёд. И без оглядки…

– Ладно. – Змей коротко кивнул и вытащил что-то вроде ключа. – Вот этим ты должен отпереть один железный ящик. Вставишь до упора в прорезь и повернёшь трижды… Вот так, только поворачивай мягко, без рывков, к югу через восток. Но перед тем… – Змей выдержал паузу и посмотрел на Славку. – Перед тем как вставить ключ в прорезь, ты должен повернуть двенадцать колёс, на ободьях которых выдавлены знаки, и выбрать определённое их сочетание. Примерно как здесь. – Он указал на стоящий в углу повозки внушительный короб. – Давай подойди, попробуй покрути. Так, получается, хорошо… А теперь, – он ободряюще кивнул, вытащил медную пластину, и на губах его появилось страшное подобие улыбки, – иди сюда и запоминай. Это сочетание, которое ты должен будешь набрать там.

В пластинке на всю её толщину были прорезаны двенадцать знаков почти забытой староснагской азбуки. Совершенно нелепое, ничего не значащее буквосочетание.

– Ладно. – Славко подошёл, прищурился, закрыл глаза. – Если что, поправь.

И не торопясь, тщательно выговаривая звуки, увиденное повторил. Это было легко.

– С тобой приятно иметь дело, альв, – сухо заметил змей, бережно убрал пластинку и вытащил граненую бутыль. Ловко наполнил чару, взвесил на руке, протянул Славке. – Пей, дорога длинная. – Встретил недоумённый взгляд и ещё шире раздвинул губы. – Значит, ты никогда не пил напиток забвения? Его также называют «райское вино». Выпьешь и будешь видеть только дивные сны – ни страхов, ни печалей, ни тревог. Как на небеса попадёшь… Я бы сам с радостью выпил, да только нельзя. Глотай, не отрава… Чем меньше ты увидишь, услышишь и узнаешь, тем будет лучше для всех. Ведаешь ли, какие палачи у… – Он резко замолчал, нахмурился, взмахнул когтистой рукой. – Не сомневайся, пей давай.

И Славко выпил, не отрываясь, до дна, благо напиток был прохладен и весьма приятен на вкус. А потом – как не выпить, раз день такой райский задался? Вначале «кущи», теперь вот вино… Ох, не обернулось бы напоследок адским огнём…

Чаша опустела – и Славко вдруг узрел нежный розовый свет, окрашивающий край неба. Пели птицы, приветствуя восход; цветы струили дивный аромат; добрый, как материнская рука, ветер ласкал листву, и она шептала в ответ… Священная роща встречала новый, несущий радость день, а в самом сердце звучал родной голос Кудесника: «Пойми, Славко, это всё не снаружи тебя, ты сам внутри этого, малая его часть. Коли осознаешь всей сутью, что внешнего нет, найдёшь дорогу к Небу, вернее, найдёшь его в себе. Нет ни вер, ни пророков, ни народов, ни границ – есть только Небо и мы, кровные братья…»

Так и просидел бы всю жизнь, внимая благодати, наполняя голову несказанной мудростью, а сердце безмерной любовью… Если бы да кабы! Голос Кудесника начал слабеть, трели птиц потихоньку затихли, а ромат цветов сменился не слишком приятными запахами… и Славко проснулся. Словно опустился с небес на грешную землю, вернее, в самые недра её.

Он сидел в каком-то странном подобии телеги, влекомый огненно-красным зверем, рогатым, жутким на вид. Рядом тряслись на лавках давешний змей, плечистый слуга и ещё кто-то тщедушный в длинном плаще, спустивший капюшон до самого подбородка. Был и возница. Сгорбившись, он сидел к ним спиной, помахивал кнутиком. А катилась телега по ухабистой дороге меж обломков рыжих скал, гладких, точно оплавленное стекло.

Дополнял картину мрачный ржавый свет, скудно изливавшийся с неба, на котором, между прочим, не видать было Змеиного глаза – лишь призрачно мерцающая пена недвижимых облаков…

А вот что служило причиной странного и мерзкого запаха, было не ясно. Как будто где-то раздавили огромного, напившегося крови клопа.

– Проснулся, альв? – посмотрел змей на Славку, кашлянул, опустил глаза. – Завидую, ты проспал почти всю дорогу… – И тронул тщедушного за плечо. – Долго ещё?

Сразу чувствовалось, кто здесь главный.

– Да нет, твоя доблесть, почти приехали. – Тщедушный, видимо в знак почтения, откинул капюшон и бесцветным голосом пояснил: – Сейчас проедем Вонючий ручей, ну тогда и… начнётся…

Лучше бы он свой капюшон не снимал. Его голова, лицо, уши, глаза были страшно изуродованы. Причём не оружием или огнём, – похоже, он таким и родился. Материнская утроба извергла его в язвах и струпьях, со сплющенной головой. И как ещё только жив да разумные речи ведёт?