Чёрная звезда - Страница 8


К оглавлению

8

В голове у него, как живой, звучал голос Кудесника: «Помни, убийство тягчайший грех. Убивая себе подобного, ты убиваешь часть себя. Мир целостен, все люди связаны единой незримой нитью. Убей, только если посягают на твою жизнь, на семью, на землю и дом… Прочее – от Чёрного бога…»

– Да ну их. Я и то уже Снежку отозвала, – как бы даже с обидой ответила Остроглазка. Внимательнее посмотрела на Славку и внезапно, словно увидев в его облике нечто особенное, склонила голову. – Правда твоя, Странник, пускай живут.

Похоже, она была и впрямь Остроглазка, причём видела не только глазами.

– Идите. – Славко пихнул в плечо Измира, почувствовал, как липнет к пальцам кровь, и, наклонившись к тому, что оставалось от его уха, зло прошептал: – А бросить его или съесть – боги тебя упаси. Душе после такого уже пощады не будет. Прочь, варнаки!

– Ладно, пошли-ка и мы отсюда, – сказала с облегчением Остроглазка, когда шатающиеся разбойнички скрылись за деревьями. – Жаль, добрая полянка была… На-ка вот, яви силушку, а то я измаялась, тащивши! – И указала Лосю на объёмистый, плотного плетения короб, полный чего-то похожего на бурую глину. – Давай-давай, бери.

– А что это там? – Лось легко поднял короб, понюхал, качнул в могучей ручище. – Небось опять снадобье колдовское? Ишь смердит, точно у меня в кожевенной мастерской…

– Скажешь тоже, колдовское! – фыркнула Мышка. – Ил это целебный с Чёрного озера. Меня бабка за ним послала, наказала принести полный короб, – девушка печально улыбнулась, – словно знала, старая, что короб этот последним окажется… Всё, не будет больше ила. Чем станем мазать лишаи?

Лось пожал плечами:

– Не станет ила, другое придумаешь. А то я тебя не знаю?

Не ближний свет – Чёрное озеро, самое малое три дня пути. Да ещё с тяжёлым коробом за хрупкими плечами. В одиночку. По дремучему-то лесу. Вот такие бабки у Мышей, такие у них внучки.

– Эх ты, Мышка-малышка! – Лось с нежностью посмотрел на Остроглазку и спохватился: – А почему последний? Ну короб? Али грязь в том озере перевелась?

Та махнула рукой:

– Так само озеро перевелось. Как началось… ну, когда прилетело и бабахнуло, вся вода из озера и ушла, будто водоворотом вниз под землю затянуло… А ил, если высохнет, превращается в сущий камень – киркой не возьмёшь. Ой, хорошо, что напомнил, на-кась, возьми баклагу, плесни в коробок…

Утром следующего дня, выходя из шалашика, Славко заметил сороку. Она сидела среди ветвей осины и внимательно смотрела куда-то вниз. На полянке стояла полная тишина, птица тоже не издавала ни звука, так что Славко сразу затаил дыхание. Негоже показалось ему беспокоить заснувший лес. А сорока всё смотрела не отрываясь, только густой кустарник мешал увидеть, что её там привлекало.

«Ну-ка, ну-ка…» Славко сделал осторожный шаг, всмотрелся и увидел рысь. Ту самую, снежно-белую, у которой в хозяйках Мышка Остроглазка. Зверь безвольно раскинулся на осенней траве, напоминая в полумраке осевший, подтаявший сугроб. Лежала рысь совершенно неподвижно.

«Неужто померла? – огорчился Славко. – А может, просто спит? Да ну, где это видано, чтобы рысь на земле почивала? Она ж на деревьях… Да, видать, у варнаков не кровь, а отрава… а жаль. Мышка Остроглазка плакать будет, Стригун с Лосем горевать станут… Уже привыкли к ней, зверюга смышлёная…»

Сорока между тем слетела с ветки и опустилась на землю в двух шагах от рыси. Повертела головой, с любопытством пострекотала и ещё ближе подскочила к зверю. Рысь не шелохнулась, даже ухом не повела.

«Ну да, точно померла. – Славко даже забыл, зачем с постели встал. – Вот беда…»

Именно так, вероятно, посчитала и сорока. Она весело застрекотала, засверкала бусинками глаз и, красуясь белыми боками, принялась вертеться у самого носа рыси – ну что, отпрыгалась, куцехвостая?

Ошиблись и человек, и любопытная птица. Только Славке та ошибка стоила удивления, а вот сорока поплатилась жизнью. Миг – и огромная кошка ожила. Молнией метнулась к птице проворная когтистая лапа – и всё. Не успела сорока даже крыльями взмахнуть, как очутилась в зубастой пасти. Хрустнули косточки, погасли бусинки глаз, полетели белые пёрышки на траву… А Снежка, заурчав, устроилась поудобнее и стала облизываться.

«Вот тебе и мёртвая», – покачал головой Славко. И тут же краем глаза заметил Остроглазку – девушка, стоя неподалёку, тоже наблюдала за рысью.

– Снежка даром что белая, а хитра, как рыжая лисонька, – улыбнулась она Славке. – Самих лисиц, правда, ненавидит люто и истребляет без пощады, где только увидит… Ну что, Странник, скоро уже придём, гостем будешь.

Её лицо светилось радостью. Нет ничего приятней, чем возвращаться к родному очагу. Она была не одинока – когда собрались на завтрак у костра, только и было разговоров что о покинутом было доме. О том, как встретят, приветят, простят и поймут, плюнут на прошлое и неволить не будут. И всё будет по согласию, по любви, по душе, ибо, как ни верти, а насильно мил не будешь…

Однако, когда миновали сосновый бор, обогнули болото и впереди показались высокие холмы, Стригун остановился:

– Что-то я, друзья, не пойму. Или мы с дороги сбились, или у меня с глазами нелады… Малый горб вижу, Средний вроде на месте, а где Большой?

– А ведь точно, – поддержала его Остроглазка. – Нет Большого горба, словно провалился… Только зарево какое-то на его месте, вроде как от костра… Туман мешает, не рассмотрю!

Висевшая в воздухе пелена сглаживала все детали, однако скоро стало ясно, что всегда выделявшийся на горизонте Большой горб просто исчез. На его месте поднималось к небу огненное зловещее сияние.

8